Девушка должна быть в постели не позднее восьми вечера, чтобы до одиннадцати вернуться домой. (с) Карл Хаек
Пишу я стихи
Размером каким-нибудь допотоптным.
Ну, скажем,
Александрийским или четырёхстопным
И вдруг не лезет в строку - наречие.
Не лезет, как не верчу.
А выбрасывать я его не хочу,
Об этом не может быть и речи.
Но стих-то с увечьем!
И уже не излечишь его междометием,
И трепыхается он:
Как живой, как птица в силках, как рыбина в сетях.
И надо ему помочь - и не в мочь.
И чувствую я, что, наверное,
Лучше быть птичкой певучей,
Воробушком серым - клевать себе зёрна,
Строить гнёзда, на воробьиху щерится грозно...
Но кто приказал мне идти переулками фраз,
Под обстрелом мной же придуманных анютиных глазок,
Под не существующими каплями не существующего дождя?
С известными рифмами раскланиваясь, проходя мимо,
Как со знакомыми девушками и на углу поджидать её -
Единственную, неповторимую, новую, злую, хорошую рифму мою.
А если она не придёт, а если запоздает?
Сколько я передумаю, сколько перестрадаю:
Уж не случились ли с ней чего,
Уж не попала ли под трамвай она?
Нет.
Но кто приказал мне кидаться в омут
Наречий, созвучий и двоеточий, воевать с глаголами ночью,
Когда интереснее занятие есть, между прочим?
Ведь я же простецкий парень в брюках и рыжей ковбойке,
Не хуже другого спляшу я с девчонкой бойкой.
Нет.
Если нельзя воробьем - то, наверное лучше каменотёсом
Быть например,
Или дрова рубить, или туристов возить
На лодке - так, чтобы от вёсел зудели плечи.
Но пусть не лучше, но легче.
Послушай, друг мой, суровый,
Прошу я тебе как брата: давай поменяемся, я подарю тебе - музыку слова,
А ты мне кирку, лопату.
И в поте лица своего - искуплю я грехи свои,
И забуду я рифмы глаголы кавычки.
Но только немного,
Немного,
Оставь мне от этой проклятой привычки - писать стихи.
Размером каким-нибудь допотоптным.
Ну, скажем,
Александрийским или четырёхстопным
И вдруг не лезет в строку - наречие.
Не лезет, как не верчу.
А выбрасывать я его не хочу,
Об этом не может быть и речи.
Но стих-то с увечьем!
И уже не излечишь его междометием,
И трепыхается он:
Как живой, как птица в силках, как рыбина в сетях.
И надо ему помочь - и не в мочь.
И чувствую я, что, наверное,
Лучше быть птичкой певучей,
Воробушком серым - клевать себе зёрна,
Строить гнёзда, на воробьиху щерится грозно...
Но кто приказал мне идти переулками фраз,
Под обстрелом мной же придуманных анютиных глазок,
Под не существующими каплями не существующего дождя?
С известными рифмами раскланиваясь, проходя мимо,
Как со знакомыми девушками и на углу поджидать её -
Единственную, неповторимую, новую, злую, хорошую рифму мою.
А если она не придёт, а если запоздает?
Сколько я передумаю, сколько перестрадаю:
Уж не случились ли с ней чего,
Уж не попала ли под трамвай она?
Нет.
Но кто приказал мне кидаться в омут
Наречий, созвучий и двоеточий, воевать с глаголами ночью,
Когда интереснее занятие есть, между прочим?
Ведь я же простецкий парень в брюках и рыжей ковбойке,
Не хуже другого спляшу я с девчонкой бойкой.
Нет.
Если нельзя воробьем - то, наверное лучше каменотёсом
Быть например,
Или дрова рубить, или туристов возить
На лодке - так, чтобы от вёсел зудели плечи.
Но пусть не лучше, но легче.
Послушай, друг мой, суровый,
Прошу я тебе как брата: давай поменяемся, я подарю тебе - музыку слова,
А ты мне кирку, лопату.
И в поте лица своего - искуплю я грехи свои,
И забуду я рифмы глаголы кавычки.
Но только немного,
Немного,
Оставь мне от этой проклятой привычки - писать стихи.